Зверь с серебряной шкурой

Вода стекает по капюшону, затекает под плащ, мокрое седло, мокрая лошадиная шкура, мелкие волоски противно липнут к рукам. Мерное усыпляющее покачивание, скользкий повод выпадает из рук. Темные потеки воды на крупе лошади, идущей впереди. Скорчиться в седле, не шевелиться, это серое месиво когда-нибудь закончится... Какой тяжелый перевал... "Палатки-то в темноте ставить будете", - оборачивается проводник. С козырька клетчатой кепки стекают струйки, искажают улыбку, скрывают круглое кирпичное лицо.
"Боже, какая гнусная рожа... Чему он радуется? Не думать об этом дожде. Не шевелиться", - тонкая дождевая струйка пробирается в сапог. "Мы просто попали в тучу... Где-то солнце - туман не серый - серебристый... серебряный... Написать бы историю о звере с серебряной шкурой... чтоб он жил в зарослях, а ночью выходил на охоту... и чтоб охотники бледнели, услышав его имя... Да, Чап, пожалуй, побледнеет", - он почти с ненавистью смотрит на квадратную, в пятнах камуфляжа, спину проводника. "Да он и слова такого не знает... И чтоб этого зверя никто никогда не видел..." - он задремал, пытаясь во сне рассмотреть зверя, спрятавшегося в зарослях. Он был где-то очень близко, ждал, подкарауливал, сливался с ветвями, мерцал серебристой шерстью.
***
"Тучи ушли. Луна сегодня настолько яркая, что при ее свете можно писать. Переход был тяжелый, все промокли, замерзли и рано разошлись спать. У одной из туристок странные провалы в памяти - она была здесь в прошлом году, но не помнит ни водопада, ни озера, а стоянку узнала по кустам. Кедры здесь растут только вдоль реки, а вся остальная долина до самых склонов заросла карликовой ивой. Не такая уж она и карликовая - в рост человека, с узкими серебристыми листьями... Сверху это выглядело очень красиво - как будто серебряный мех под луной. Зато продираться через эти кусты по узкой тропе к стоянке - сплошное мучение: кони спотыкаются, мокрые ветки цепляют одежду и бьют по ногам.
Где-то с полкилометра по иве. Полкилометра страха. Что-то придумываешь, сочиняешь какую-нибудь чушь, а она начинает продираться в реальность, перекраивать ее, и начинаешь бояться обыкновенных кустов. Тут главное - молчать, хотя бы не говорить и не писать, если уж не думать не получается...
Ива под луной как серебряный мех. Просто потянуло на красивости, ничего больше.
Завтра дневка. Еще одна лунная ночь в этой долине.
Глупо бояться собственных выдумок...
***
Сходили сегодня на водопад. Красиво.
Сверху в иве видны проломы - как будто ходил кто-то большой, ломился сквозь кусты с сопением и треском. Наверное, кони забрели.
Днем - кусты как кусты, бледная зелень. Каждый лист покрыт коротким серебристым пушком.
Спросил у Чапа, водятся ли здесь крупные животные. "Ну, марал здесь ходит... Буны - они выше, на скалах. А так - марал да косуля. Медведя здесь нет, не бойсь, не скушает". Смех у него мелкий, беззвучный, а маленькие бледные глаза вцепляются в лицо.
***
История про зверя с серебряной шкурой. Как он прячется в зарослях чего-нибудь экзотического, никогда не показывается, превращается в легенду. Все о нем знают, но никто не говорит. Краснолицые охотники боятся его в полнолуние, бросают в кусты кровавые куски мяса. Иногда кто-нибудь в племени становится грустным и испуганным. Про него говорят: "Он думает о серебряном звере". В лунную ночь его выводят к зарослям и оставляют у начала узкой заросшей тропы. На рассвете узкие листья покрывает серебристо-розовая роса и прячет все следы. Из этих зарослей никто не возвращается...
И дальше - история про охотника, который нарисовал этого зверя на стене пещеры.
***
Ива начинается в нескольких метрах от костра. Сейчас она снова почти светится под луной, ветра нет, а ветки шевелятся. И черные провалы там, где кусты поломаны лошадьми. Хочется нырнуть в одну из этих дыр и посмотреть, что будет дальше.
Трудно забыть то, что увидел сверху. Не мех, нет - притаившийся под луной зверь с серебряной шкурой, мягкой, блестящей, скрывающей стальные мышцы.
Не стоило об этом писать...
***
Он споткнулся в темноте обо что-то теплое и мягкое. Пестрые тени зашевелились. Обмирая от страха, услышал дребезжащее ворчание и хрип. Недовольный голос Чапа заставил его нервно рассмеяться. "Чего шатаешься? Куда?" Он молча ткнул рукой в сторону кустов. "Слышь, ты... турист... Ты туда сейчас не ходи", - Чап приподнялся, высовываясь из спальника. В лунном свете стало видно, что проводник спал, не снимая кепки. "Мне надо", - ответил он сдавленно.
Вышел из-под кедров на поляну, залитую зеленым лунным светом. Ива стояла перед ним стеной, серебряно шевелила листьями... ждала. Тропа казалась туннелем, жидкой черной пустотой, расцвеченной бликами.
"Ну, чего встал? Иди, иди...", - хриплый тенор Чапа за спиной. Он оглянулся. Тень от кепки полностью скрывала глаза проводника, однако ему показалось, что в них мелькнуло сочувствие. "Что делат-то? Надо, так иди", - проводник отбросил в кусты окурок. Раздался короткий шип.
Качаясь и зажмурившись, он сделал первый шаг на тропу.
***
"Охотник нарисовал зверя с серебряной шкурой на стене пещеры. Он думал о нем, и, когда наступило полнолуние, его вывели к началу тропы. Всю ночь он бродил в зарослях, умирая от отчаяния и страха. А когда наступил рассвет и на листья упала розово-серебряная роса, он вернулся домой. Потому что единственным настоящим зверем был тот, нарисованный серебряной краской на стене пещеры..."
***
Он закрыл блокнот, рассеянно огляделся вокруг. Заспанные туристы медленно подтягивались к костру, зачерпывали дымящийся чай. Снова накрапывал мелкий дождь, низкие облака стекали по склонам. "Опять идти по перевалу под дождем", - подумал он, осторожно трогая длинную глубокую царапину на щеке. Смахнул прилипшие к мокрым рукам клочья длинной серебристой шерсти и нырнул в палатку за кружкой.