ПОЭТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Владислав Ходасевич

Человек на обочине

24.08.03
Есть люди, которые так и остаются на окраине, на обочине общего потока, слишком особые для своего времени, чтобы быть учтёнными, сосчитанными. Таким был Владислав Ходасевич, человек неспокойной судьбы и неспокойного творчества, называвший себя "последним символистом".
Перечитывая Ходасевича, строчка за строчкой, стихотворение за стихотворением, вы, должно быть, не раз поймаете себя на мысли, что фразы ложатся неуютно, тяжело.

"Сладко после дождя тёплая пахнет ночь.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач".

И всё же, выбирая подходящие строки для цитат, ловишь себя на мысли, что ткань стиха прочно сшита, её не растянуть, не разорвать. Не потому, что стих рассыплется, потому что, как нить из плотного ковра, не вытащишь и строчки.
Таков он весь, сухой, собранный, не шёлк, не пуховый платок, но весь негибкий, тяжеловесный. В каждом стихе звучит какое-то усталое отчаяние и желание идти до конца, избыть всё отпущенное. Метко и утончёно болезненно он описывает, если не себя, то свой мятущийся дух.

"Пробочка над крепким йодом,
Как ты быстро перетлела.
Так вот и душа незримо,
Жжёт и разъедает тело".

Не бывает такой надломленности у салонных поэтов, каким часто считают Ходасевича и каким он считал себя сам. Не слышится в салонных речах тревога и трагизм.
Да, воспитанный кормилицей, сестрой, бабушкой и мамой он вяжет стих из слов жеманных, "милых". Эти нотки особенно слышны в ранних стихах, где образ поэта-искателя, ещё героический, пафосный.

"Схватил я дымный факел мой,
Бежал по городу бездумно,
И искры огненной струёй,
За мною сыпались бесшумно".

"Внимая дикий рёв погони,
И я бежал в пустыню, вдаль
Взглянуть в глаза моей Горгоне,
Бежал скрестить со сталью сталь".

Много позже этот герой будет усталым, утомлённым жизнью. Всё чаще будет задаваться вопросами не души, а разума. Во что превращается человек, человек едкий и раздражительный, "всезнающий, как змея".
Во многом эта метаморфоза обусловлена крахом надежд, гибелью искренней веры в величие России, в преобразующую, созидающую роль революции.

"И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год,
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путём зерна".

Эти строки он пишет в 1917 году. И всё же в его собственной душе что-то надломилось в эти годы. Осознание краха становится слишком тяжёлым для человека, по отметкам современников, требовательного к себе, непримиримого.
По многочисленным критическим статьям того времени, он был поэтом, воспитавшим себя. Не раз обвиняли Ходасевича в отсутствии Божественной искры. Обиженный Григорий Иванов пишет в своей статье, что "Блоком нужно родиться, а Ходасевичем, хоть очень трудно, но можно стать".
Тяжело переживает поэт подобные оценки от бывших друзей. Путь его во многом путь разочарований, но разочарований не в себе, а в людях. Часто его требовательность становится преградой для общения. Он как бы сознательно отгораживается от остального мира.
И это ощущение, как тень, всегда присутствует в творчестве Ходасевича, всегда отчаянном, насмешливо-мрачном. Современники так и не простили ему этой насмешливости, этого снисходительного, высокомерного взгляда, твёрдой уверенности, что "народу его творений не понять".
Часто под стихотворениями Ходасевича можно увидеть двойную дату. От начала и до конца стиха проходят дни, месяцы, годы. Словно стихотворение медленно кристаллизуется в недрах разума, как вырастает природный кристалл с идеально точными гранями.
Но свой творческий и жизненный путь он закончил прозаиком. Его поэзия так и осталась садом огранённых алмазов, а не цветущим буйством растительности.
Уже, будучи эмигрантом, понимая, что никогда не вернётся в "изнурительную, убийственную, омерзительную, но чудесную" Россию, он работает над последней книгой "Некрополь", которая стала завершающим штрихом всего его творчества и вышла в свет за несколько дней до смерти Ходасевича, он скончался после неудачной операции, не приходя в сознание.

Подборку стихотворений В. Ходасевича можно прочитать здесь.

Кархи, 2003г.